Досужев. Ну и молодец!
Андрей Титыч. Она как прыгнет в калитку, и сейчас ее захлопнула. Так мне стало совестно, лучше бы я, кажется, на этом самом месте сквозь землю провалился.
Досужев. Вот хвалю! Ты всегда, что ли, так?
Андрей Титыч. Да что про меня, дурака, и говорить-с! Одно слово, невежа в высшей степени, облом, как есть. Поленом бы меня в те поры хорошенько.
Досужев. Ну, как же ты после? Подыгрался опять, или все еще сердится?
Андрей Титыч. Все сердится-с.
Досужев. Ты девичьему-то сердцу не очень верь.
Андрей Титыч. Разве я не знаю-с; да эта девушка-то другой сорт-с. Всем нашим барышням, которые даже и в пансионе воспитывались, до нее далеко. Я хоша и дурак, а вижу.
Досужев. Ну, твое счастье! Что ж, неужели ты так и бросил свое волокитство?
Андрей Титыч. Эх, Василий Митрич! Уж так и быть, всю вам истинную правду расскажу. Вот проходит неделя, мучусь я совестью через свое невежество, а идти к ним боюсь. Проходит другая, третья; да уж и сам не знаю, как-то осмелился: дай, думаю, пойду. Что ни будет, то будет.
Досужев. Разумеется.
Андрей Титыч. Прихожу я к ним, она одна сидит, работает. Взглянула на меня-с, и вдруг у ней в одну минуту слезы на глазах-с. Начал я извинения просить в своем собственном невежестве, а она мне на мои извинения ничего не говорит, а твердит только одно: «Что ж вы не приходили? Что ж вы не приходили? Значит, это была только шалость с вашей стороны?» Я опять даже со слезами начинаю ее просить-с: «Вы, говорю, только меня простите, а уж я вперед, говорю, никогда не осмелюсь». Она взглянула на меня и засмеялась: «В чем, говорит, простить-то! Грех-то небольшой». А у самой, гляжу, опять слезы на глазах. Тут мать вошла, я за шапку да домой. Что же это такое, Василий Митрич?
Досужев. Известно, что. Значит, она тебя любит. Надо с тебя магарыч.
Андрей Титыч. За этим дело не станет-с. Только прихожу я домой-с, хочу ей самое жестокое письмо написать, а тятенька вдруг ко мне: «Что, говорит, ты шляешься, как саврас без узды! Собирайся, говорит, ехать невесту смотреть!» Как тут жить!
Досужев. Что делать-то! Терпи, казак, атаманом будешь! Что ж, ты послал письмо?
Андрей Титыч. Послал-с.
Досужев. Что же ты написал? Ну, сделай милость, Андрюша, скажи!
Андрей Титыч. Все чувства свои выразил, какие только есть. Три дни писал. И в конце пишу, чтобы она мне на ответ написала, где я ее могу видеть и когда, и чтобы никого при том не было, и что если мне будет в этом отказ, то я могу себя потерять через это, и она будет за меня богу отвечать. Это письмо я вчера отдал нашей девушке и сейчас же ответ получил. Я вас давеча обманул немного-с. Пишет, что она пойдет в город, и чтобы я сегодня утром был в Кремлевском саду, здесь мы и можем видеться.
Досужев. Значит, ты в суд не пойдешь?
Андрей Титыч. В суд само собой-с. Да ведь еще теперь рано-с.
Досужев. Ведь отец твой сам ничего не смыслит, кто же вам дела стряпает?
Андрей Титыч. Был Сахар Сахарыч, да его теперича за безобразие прогнали; а теперь у нас умнейший человек: Харлампий Гаврилыч Мудров.
Досужев. Да, дурак известный. Его лет тридцать тому назад из управы за взятки выгнали. И дела ничего не знает: он только те законы и помнит, которые при нем были. Даром деньги берет. А ты скажи отцу про меня; я и лучше сделаю, и возьму дешевле.
Андрей Титыч. Хорошо-с. У нас ведь все больше дела по тятенькиному буйству-с. Уж вы, Василий Митрич, меня оставьте, а то нам будет совестно вас.
Досужев. Что дашь?
Андрей Титыч. Что угодно-с.
Досужев. Обедом угостишь с шампанским?
Андрей Титыч. Да помилуйте! Нешто об этом какой разговор быть может-с! Вон они идут-с.
Досужев. Ну, так я в гроте тебя подожду. (Уходит в грот.)
Входят Александра Петровна Круглова и девушка.
Андрей Титыч и Александра Петровна.
Андрей Титыч (кланяясь). Наше вам почтение-с!
Александра Петровна. Здравствуйте!
Андрей Титыч. Чему это приписать-с?
Александра Петровна. Что приписать?
Андрей Титыч. Ваше снисхождение-с.
Александра Петровна. Вы такое письмо написали, что я не могла не прийти. Вы пишете, что можете себя потерять.
Андрей Титыч. Это так точно-с.
Александра Петровна. Что же это значит, что вы себя потеряете? Как же вы себя потеряете?
Андрей Титыч. Оченно просто-с. Сделать загул хороший, да так всю жизнь этим делом и заниматься-с.
Александра Петровна. Что это вы говорите! Это слушать страшно.
Андрей Титыч. С горя-то что-нибудь сделаешь над собой. Жизнь-то моя вам известна. Дома все одно что в остроге, знакомства хорошего по своему образованию не имею, любить меня за мое невежество никто не соглашается; а еще, пожалуй, женят на уроде. Какая это жизнь! Только одно и остается, что запить-с. Да ведь это я вам говорю кроме всяких шуток-с. Вы сами изволите видеть, у вас примеры на глазах. Может быть, не одна сотня нашего брата, очень хороших людей, таким манером погибла. Значит, и мне не уйти своей судьбы, потому что я не лучше других.
Александра Петровна (тихо). Чем же я могу помочь вам?
Андрей Титыч. Какая помощь-с! Никто меня из этого омута не вырвет, разве только одна могила.
Александра Петровна (ласково). Что же вам нужно от меня?
Андрей Титыч. Я только хотел знать насчет ваших чувств-с.
Александра Петровна. Да что же вам до моих чувств? Ведь вам жениться на мне не позволят.