Том 3. Пьесы 1862-1864 - Страница 77

Мудров. Да, не легко-с, не легко-с.

Настасья Панкратьевна. Особенно кому с большими деньгами.

Наталья Никаноровна. Ну, еще с деньгами-то стерпеть можно, вот без денег так плохо.

Настасья Панкратьевна. Как это можно! Какое сравнение! Без денег не в пример легче жить. Без денег-то какая забота! Только б был сыт, вот и все.

Наталья Никаноровна. А с деньгами-то что? Только что причуд больше.

Настасья Панкратьевна. Как это вы говорите! Да деньги-то что такое? Ведь деньги-то — кандалы!

Мудров. Ох, кандалы, сударыня, кандалы!

Настасья Панкратьевна. Ежели теперь у нас очень много денег, значит мы должны жить точно так, как другие прочие богатые люди живут; а то нас всякий осудить может. Значит, уж я никакого удовольствия с деньгами не могу себе иметь, а должна только смотреть даже до всякой малости, как у других, чтобы все так точно, и сама потрафлять. А не сделай я так точно, так ведь меня засмеют. А как это тяжело, особенно в летах! Ну их, эти деньги проклятые! Я и глядеть-то на них боюсь. Мне один странник сказывал, что ежели часто смотреть на них, так от этого сердце ожесточается.

Наталья Никаноровна. Без денег-то скорей ожесточится.

Настасья Панкратьевна. Уж вы, Наталья Никаноровна, не спорьте! Уж странник знает, что говорит. Значит, он в каких-нибудь книгах читал. Урлапий Гаврилыч…

Мудров. Харлампий, сударыня.

Настасья Панкратьевна. Уж извините, батюшка, все сбиваюсь. Язык-то один, приболтается. Скажите, Харлапий Гаврилыч, есть такие книги?

Мудров. Книги? (Вздыхает.) Книги-с? Книги всякие есть-с.

Настасья Панкратьевна. Вот бы почитать когда!

Мудров. Книги всякие есть-с, да не всякие читать нужно.

Настасья Панкратьевна. Каких же это книг читать не нужно?

Мудров. Светских-с. Светских книг нетвердым умам читать нельзя-с.

Настасья Панкратьевна. Какие же такие светские книги? Это что гражданскими словами написано?

Мудров. Не в том сила, сударыня; а надо знать, какой дух в книге.

Настасья Панкратьевна. А как ее узнаешь, какой в ней дух?

Мудров. Я знаю-с. Другой не знает, а я знаю, какой дух. Вот поэтому-то нетвердым умам и нельзя всякую книгу читать, а надо спроситься. Я могу, я читаю, я всякую книгу читаю. Я читаю, а сам не верю тому, что написано; какие бы мне документы ни приводили, я не верю; хоть будь там написано, что дважды два — четыре, я не верю, потому что я тверд умом.

Настасья Панкратьевна. Зачем же пишут такие книги, которые читать нельзя?

Мудров. От заблуждения; совратились.

Настасья Панкратьевна. Совратились, батюшка, совратились!

Мудров. Вот хоть нынешние так называемые романы! Не то что молодого человека, но даже и старца многолетнего могут в соблазн ввести.

Наталья Никаноровна. Какой там соблазн: просто сказки. Есть веселые, есть скучные.

Мудров. Какой соблазн-с? А вот какой соблазн: в этих сказках любовь человеческая изображается для взоров в привлекательном виде.

Наталья Никаноровна. Ну, так что ж за беда?

Настасья Панкратьевна. Уж нам этих книг не читать. Вот хороших-то бы книг почитала. Только вот… как вас, батюшка?

Мудров. Харлампий Гаврилыч.

Настасья Панкратьевна. Только вот, Харлапий Гаврилыч, в хороших-то книгах очень нехорошо про богатство пишут.

Мудров. Да, не одобряют-с, очень не одобряют-с.

Настасья Панкратьевна. Вот оно и страшно такие книги-то читать.

Наталья Никаноровна. Да лучше не читать никаких, меньше думается.

Настасья Панкратьевна. От думы-то ведь тоже вред человеку.

Мудров. Дума разная бывает-с, разная.

Настасья Панкратьевна. Да какая хочешь дума, все человек худеет от нее; уж на нем того тела нет. Вот я еще мудреных слов боюсь.

Мудров. Да, есть слова, есть-с. В них, сударыня, таинственный смысл сокрыт, и сокрыт так глубоко, что слабому уму-с…

Настасья Панкратьевна. Вот этих-то слов я, должно быть, и боюсь. Бог его знает, что оно значит, а слушать-то страшно.

Мудров. Вот, например-с…

Настасья Панкратьевна. Ох, уж не говорите лучше! право, я всегда себя после как-то нехорошо чувствую.

Наталья Никаноровна. Нет, что ж, пускай говорит; интересно послушать.

Настасья Панкратьевна. Разве уж одно словечко какое, а то, право, страшно.

Мудров. Вот, например, металл! Что-с? Каково слово! Сколько в нем смыслов! Говорят: «презренный металл!» Это одно значит; потом говорят: «металл звенящий». — «Глагол времен, металла звон». Это значит, сударыня, каждая секунда приближает нас ко гробу. И колокол тоже металл. А то есть еще благородные металлы.

Настасья Панкратьевна. Ну, будет, батюшка, будет. Не тревожьте вы меня! Разуму у меня немного, сообразить я ваших слов не могу; мне целый день и будет представляться.

Мудров. Вот тоже я недавно в одном сочинении читал, хотя и светского писателя, но достойного уважения. Обаче, говорит…

Настасья Панкратьевна. Оставьте, я вас прошу. Уж я такая робкая, право, ни на что не похоже. Вот тоже, как услышу я слово «жупел», так руки-ноги и затрясутся.

Мудров. Да, есть словечки, есть-с. Вот тоже…

Настасья Панкратьевна. Батюшка, оставьте! Убедительно я вас прошу. Конечно, все мы смертны; разве кто спорит! Ну, там уж после будь что будет. Что ж теперь заживо-то такие страсти слушать.

Наталья Никаноровна. И в самом деле, что за разговор завели!

Настасья Панкратьевна. Давно я сбираюсь, хочется мне об жизни поговорить с каким-нибудь умным человеком.